Московская декабрьская ночь бесснежна и костиста. Якиманка волоока. Огни на набережных смотрят вниз, соединенные мостом, асфальтом, станцией метро и напряжением кремлевских красных мышечных волокон. Глухи слои высоких потолков и желтого жилья, ползущие за мокрым колесом. Бессчетны кирпичи, гремуча дверь, огромен Университет.

Чуть ощутима выпуклость проспекта. В черноте, вне веток, воздух носит дождевые капли, снизу все мерцает.

Внутри одной недвижимой фигуры лежат обычные и бархатные кожи — кто помоложе, кто поплоше, кто потоньше, кто еще одет, кто в ванне преломлен, кто слушает шумы снаружи, кто все еще по эту сторону, а кто уже по ту. Одним и тем же сериалом мигают одинаковые дыры в космос. Несущими конструкциями, подушечками пальцев, полем, лесом пробирается сквозь густонаселенную большую тьму с отливом на спине Земля. На фоне облетевшей рамы винтится в щемящей духоте шлейф сигаретный, морщится и гложет ночную печенинку сложный человек.