Вечер пятницы, я возвращаюсь домой. Выхожу из лифта на свою тесную лестничную клетку в кафельную пыльную клеточку, шарю в сумке в поисках ключа и краем глаза замечаю парня, стоящего у окна пролетом ниже. Он стоит спиной ко мне, лицом к глянцевой урбанистической тьме в обрамлении монтажной пены, курит и громко, артикулированно говорит с кем-то по телефону. Звук закрывающихся дверей лифта не вызывает ни малейшего волнения его массивной затянутой в кожзам фигуры.
— И к чему ваще вот это было? — говорит он. — Нет, ты можешь объяснить?
— Смысл какой? — спрашивает он, облокачиваясь о подоконник и стряхивая пепел в стоящую на нем банку из-под кофе. — Кто она мне? Зачем ваще вот это вот все?
— А? — прибавляет он и замолкает.
На лестнице воцаряется сухая прозрачная тишина, пронизанная полувековым кумаром, испарениями неровно дышащих тел и секретами не одной тысячи желез всех, кто побывал здесь с середины 60-х до наших времен. В этой тишине звучит мышиным поскребыванием чей-то далекий надрывающийся голос.
— Солнышко, ну погоди, — прерывает скрежет в трубке гулкий голос парня.
Скрежет не прекращается, и он продолжает, досадливо повышая тон:
— Ну че ты начинаешь-то?
— Квквквквквквкв! — звучит из трубки высокая синтетическая пила.
— Нууууу… — раскачивается мощный бас.
— Квергквергквергквергкверг! — поднимает питч женщина на другом конце провода, заставляя лестницу гудеть все сильнее и сильнее.
— Вуммммммм! — отзывается лестница, обогащаясь новыми оттенками отчаяния, злобы и невесть откуда взявшейся, но тут же утонувшей в досаде нежности.
— Я тебе не верю! — наконец различимо прорезаются отчетливые, заостренные слова.
— Нуууу… — густо отвечает бас, делает короткую паузу и сдержанно вступает с мягким обволакивающим тембром:
— Вот скажи, зай, зачем вот это вот все… — но в середине фразы срывается и продолжает на октаву выше:
— Да не было у меня с ней ничего!!!
— А я тебе не верю! — вставляет голос в трубке.
— Да почему? — вторит искаженный мужской фальцет. — Почему ты мне не веришь? Зачем мне тебе врать? Какой в этом смысл? Какой вообще смысл у нашей жизни? Как так получилось, что мы — единственные разумные существа в радиусе миллиона световых лет? Как планеты образуются из газопылевых дисков? Почему расширяется вселенная? Из чего состоит темная материя? Что было в начале — пустота или бесконечность? Или это одно и то же? И, если так, то что такое бесконечная пустота? Зачем идти по дороге, цель которой — сама дорога? Зачем—
Парень опускает руку с телефоном, упирается лбом в холодное грязное стекло, глубоко затягивается, впитывая в себя всю московскую ночь, все ее костлявые фонари, шуршащие пакеты из супермаркетов, хлопающие двери машин и незамерзающую маслянистую реку. Шмыгает, тушит сигарету.
— Хуй знает, — отвечает он после долгой паузы, во время которой эхо его слов спускалось по лестничным маршам вниз, усиливалось на каждом этаже, искажалось грохотом клапанов мусоропровода, смешивалось с орущими телевизорами, заполняло подъезд с его сумасшедшими бабками, истеричными собаками и социофобами-затворниками за крашеными дверями.
— Вот реально, — повторяет он простым чистым голосом, поправляет шапку и смотрит на экран телефона. — Ну вот как.
Затем подносит трубку к уху и, откашлявшись, продолжает:
— Зай, ну е-мое, ну вот скажи, зачем это все?