Я продолжаю смотреть на обложку сингла, и внезапно ощущаю биение зарождающегося олдскула — слабое и почти незаметное, оно появляется и тут же исчезает, как теплое подводное течение, как гаснущее колебание, которое не предназначалось для твоих ушей. Хрупкая девчонка в летних шортах с карманами навыпуск, стоящая на бетонном блоке в виду продуваемой всеми ветрами строительной площадки Сити еще без башни «Федерация» — я ее знаю, я знаю ее родителей, знаю все пути к ним, все дома их района и всех затаившихся внутри местных жителей, мелькающих в своих окнах, пока я скольжу по ним взглядом из преломленной маршрутки. Я знаю все до последнего винтика составные части автобусной остановки, над которой поднимается коллективный дым дюжины студентов МГУ, и все номера нужных мне маршрутов, а также очертания крыш и лоджий, между которыми течет запруженное машинами нечеткое шоссе имени столичного лета две тысячи восемь. И в тот самый момент, когда моя все так же бешено крутящаяся и почти безнадежно запутанная головоломка тридцати-с-чем-то-там на сотую долю секунды зависает над плоской Москвой, над выпившими дворниками и порывистым беззлобным ненастьем, я вдруг слышу, как на дальней границе десятилетия сдвигается скрипучая временная рамка.

И снова встает.