Сложно придумать более подходящее время для осмысления новых «Звездных войн», чем возвращение домой из татуинского кинотеатришка, где тебе и двум рептилоидам на задних рядах только что прокрутили очередной эпизод. В рукаве песчаной бури, в складках местности на забытой богом планете, сейчас-сейчас, в близкой-близкой галактике, ты запрыгиваешь в шаттл, выскользнув маленькой зеленой фигуркой из гигантского имперского ТЦ у транспортной развязки, прикладываешь свою карточку к побитому турникету и плюхаешься на жесткое сиденье у окна. Темень, снежный дождь, спящие дома и нечеткие очертания далеких районов нанизываются на твой обратный маршрут, неиссякаемые — даже ночью — легковушки и фуры в область и из области размазываются бесконечными синими лучами, когда вагоновожатая с выбившейся из-под берета прядкой одним из щупалец лениво подносит к пупырчатому рту микрофон и объявляет: «Внимание, приготовьтесь к прыжку в гиперпространство», а другим тянет на себя линялый красный рычаг.
В левом нижнем углу неприветливого пейзажа еле заметно светится бегущая строка «Останкино 17, военная база повстанцев». За грядой мрачных скал, посреди заметенного снегом плато торчат шпили аскетичной человеческой постройки: даже в этом суровом климате, где вечный град сечет щеки и порывы ветра сбивают с ног, мы сумели создать приемлемые условия для жизни. Соседние жилые модули соединены друг с другом герметичными переходами, чтобы свести к минимуму контакты с ядовитой атмосферой этой планеты, остановки оборудованы дыхательными масками, чтобы пассажиры не теряли сознание, ожидая транспорт, на крупных улицах через каждые двадцать метров установлены яркие витрины с изображениями красивых, веселых молодых людей, которые вызывают короткое ощущение внутреннего тепла, а также помогают не сбиться с маршрута, когда ты тащишься сквозь метель к метро.
Я знаю, что сейчас этот мир далек от совершенства, очень cуров и агрессивен, но я надеюсь — в конце концов, все сопротивление строится на надежде — что, когда завершится терраформирование, мы (ну, или, может быть, наши потомки) будем жить на чистой, зеленой и гостеприимной планете. В ее фешенебельном историческом центре, где можно засыпать с открытым балконом, где солнечный луч каждое утро прорезает одну и ту же щербатую щель между домами и попадает тебе точно в правый глаз, потому что ты спишь на левом боку, лицом к окну, спиной ко мне, где «шесть ноль ноль» — это не имя мглы и высшей степени безнадеги, но имя розового безоблачного рассвета с сатурнианскими кольцами, простертыми через весь небосклон; где бородатый бариста прямо на улице сосредоточенно варит медовый раф, олицетворяя одновременно растущий малый бизнес, здоровый образ жизни и все основные тренды летней мужской моды; где жизнь давно распространилась за пределы железных стен, Земель, Лун, Марсов и Венер, переросла рейтузы часовых поясов UTC+3 и UTC-8, разогналась до релятивистских скоростей, просеялась через воронки времени и пространства, осела на разнообразных небесных телах и по-всякому там взошла.
Как любой повстанец, которого еще не сломила Империя, я искренне верю, что это случится, и однажды — years from now — нескладный наследник моего генетического багажа, опустив капюшон и слушая пустоту за окном межзвездного трамвая, пошевелит хоботком / жмыкнет присоской / пошуршит хвостом или еще каким-нибудь отростком, прилепится к стеклу, за которым будет плавать приближающаяся подызносившася Земля, и прошепчет (ну, или как будет называться то действие, в которое окажутся вовлечены его способность к аналитическому мышлению, некое подобие дыхательных мышц, а также что-то вроде голосовых связок) — почти как я, откинувшись на спинку кресла в пустом огромном кинозале, одними губами: «Пизде-е-е-е-ец…»
Jan Vaschuk 