Пока ты спишь, переступаешь по берегам сверхконтинента Подмосковье-Бэйвью
По-настоящему гуляешь с собакой у свистящего океана
Или просыпаешься с криком от дурацкого предутреннего кошмара
Пока преодолеваешь притяжение, чтобы встать и пойти в джим
Или лежишь тяжелой головой на мокрой подушке
Пока стелется пустыми и недружелюбными селениями и райцентрами туман
И низкие лбы собираются в околотке
Пока худой дядя снимает с закорок сына
А немного всклокоченная тетя рядом с ним нервно убирает лезущие в рот волосы
Пока они все слегка дрожащими правыми руками вписывают свои имена и даты рождения в предназначенные для этого клеточки, после чего встречаются глазами с решающим их судьбы иммиграционным офицером
Пока пальмы плывут над головой, как будто касаясь облаков, и набирающее силу воображение дописывает:
«…словно размазывая их по голубой небес пластмассе»

Пока лысые дядьки, отягощенные наследием режимов судьбами народов
А также обычными почечными камнями
Стараясь не потеть, подписывают друг с другом исторические соглашения
В продолговатой душной комнате не имеющей ничего общего с березовой рощей
Но именно так навсегда запечатлевающейся в миллионах семилетних воображений
А сисястая вечная тетя с фартуком в кулинарии «Военторг», предвидевшая все давным-давно, размашисто выписывает уволенным офицерам-ракетчикам по одному киевскому торту в одни руки—

Пока искривляется третье транспортное кольцо и вылупляются из пустыни башни Дубая
Пока начинивший себя взрывчаткой человек нетвердо входит в здание аэропорта
Досадливо отгоняя неуместную мысль о застрявших трусах
От мыслей о мученичестве и прозрачной коже гурий
Пока летит ракета
Пока матерится летчик
Пока расширяется смотрящий телевизор зрачок
И разом зажмуриваются превращающиеся в огонь восемьдесят один пассажир и одиннадцать членов экипажа

Пока она спрашивает: «Слышишь?»
И он, приложив ухо к ее животу, думает, как лучше ответить
Пока сокращается еще не похожая на твой любимый эмоджик еще не совсем в общем-то мышца
И собирается из сожранных белков, жиров и углеводов что-то
Что в обшарпанной аудитории со скрипучим полом и типичными окнами сталинской шарашки
Сипловатый голос, обращаясь к взлохмаченным, причесанным, любознательно торчащим и подпертым руками студенческим макушкам
Величает словом «бессознательное»

Пока детский язык силится сложить из еще не освоенных фонем слово «Сири»
А кашалот, поднимаясь с трехкилометровой глубины, выбрасывает в воздух струю чистейшей воды и оглашает своим китовым кликаньем матовую тихоокеанскую синеву, на которую ложится солнечный блик и тонкие лоскутки облаков

Пока синий сменяется коричневым, коричневый обогащается зеленым, а затем все это смешивается и пропадает в белом, которое позже полностью поглощается черным
Одинокий силуэт в скафандре, осторожно прицепляя себя к железным скобам, ползает вокруг космической станции в первой трети Солнечной системы, в виду не самой горячей и не самой молодой звезды, в не самом густом потоке заряженных частиц, периодически вспыхивая забралом бюджетного шлема посреди не самой густонаселенной, но и не совсем затрапезной области галактического скопления Девы, и, нелепо барахтаясь, силится снять более-менее стабильное утреннее видео с орбиты
Для своей жалкой сотни подписчиков