Я лежал на полу, уставясь в отражающий меня натяжной потолок, лежал неподвижно и не отвечал на настойчивые просьбы кота покормить его и убрать за ним. Мне вдруг вспомнилась сцена из фильма «Вечное сияние чистого разума», и я несколько раз развел руками, тревожа поддиванную пыль и скатавшуюся шерсть. И в тот момент, когда я был больше всего похож на нелепого Джима Керри, а кружащийся над паркетом пух особенно красноречиво напоминал об отсутствии Кейт Уинслет, я, сам того не желая и не думая об этом, мысленно перевернул себя в пространстве и ощутил какое-то странное покачивание — как будто бы я уже не лежу на полу в своей комнате, а — даже не знаю, как сказать, — как будто нахожусь на носу очень большого, гигантского пассажирского лайнера, чуда инженерной мысли (здесь я, кстати, снова, уже из чистого сарказма, отметил отсутствие в кадре Кейт Уинслет) — словно за моей спиной сжалась вся прозябшая кают-компания, вся тайга и Атлантика, вся большая щуплая богатая рудой и офисными обедами планета с ее равнинами и колдобинами, купанием в целебных гейзерах, встречами одноклассников и рисованием кривых свастик на задрипанных автофургонах. Я, крохотная муха, пылинка в солнечном луче, незначительный нолик в статической погрешности, беспечный ездок на волнистой загогулинке знака «приблизительно равно», каким-то невообразимым, непропорциональным и нерациональным образом заслонял ее своим худеньким телом от обступившей нас ваты темной материи, вглядывался в густонаселенный Млечный путь и бесстрашно держал нос в глубокий космос, пока мои юношеские пряди мечтательно развевались на солнечном ветру, который, как ни в чем не бывало, по-прежнему нес любовь, мир и просвещение в уже успевшие порядком обветшать, покрыться плесенью и пропахнуть копченой колбасой аляповатые советские фантастические барельефы.