Ничто не сравнится с чувством одиночества и меланхолии, которое ты испытываешь, сидя солнечным воскресным утром в пустом дайнере и запивая бургер ледяной колой.

Никого нет. Все спят, и они, конечно, проснутся, но прямо сейчас ты один — один в этом зале с блестящим мокрым полом, один в своем бывшем военном городке, где голые акации бросают контрастные тени на выцветшие салатовые стены хрущевок, один в своей стране, научившей тебя жевать жвачки, открывать банки колы и говорить по-английски, а затем испустившей дух с улыбкой потребления на лице, оставив тебе заборы и заводы с окнами-глазницами, заборы и заводы, заборы и электрички, ползущие мимо заборов и вокруг заводов. Ты один на космическом корабле, везущем неподвижные тела студентов и студенток, у которых прощупывается слабый пульс и двигаются зрачки, но чьи души сейчас в другом рукаве галактики, а может, вовсе за ее пределами. Ты делаешь глоток и оборачиваешься, услышав шипение автомата с газировкой — ты и та милая женщина за кассой, которая искренне сказала тебе “Доброе утро!”, когда ты вошел. Вы вдвоем на корабле в форме одноэтажного здания с круглой вывеской “Burger King”, который плывет через пространство в неопределенном месте, в неопределенное время, мерцающей точкой на фоне красных и желтых облаков межзвездного газа, везет дремлющие споры, популяционную бомбу, чтобы сбросить ее на подходящей планете — но до этого еще миллионы лет, а пока…

Что если так оно и было? Что если бог был одним из нас, простым пассажиром маршрутки, вышедшим за остановку до дома перекусить в дайнере, и не было никакого слова в начале, и никто не носился над водой, а просто тридцатилетний парень сидел в красном кресле за столиком с покоцанной железной кромкой и хавал свой чизбургер с беконом, роняя кунжут в бороду и промокая губы салфеткой, из-за кассы на него смотрела скучающая смуглая девчонка с бейджиком “Мария”, за окном стояла ранняя весна, а до пробуждения всего остального человечества оставалась еще целая вечность.