Ты перебираешь ногами, ты пытаешься удержать равновесие, ты ударяешься о чью-то ногу и садишься на пол, ты поднимаешься и идешь снова, вызывая массу восторгов и лайков в инстаграме.

Желтая Луна безразлично висит в черном небе.

Ты втягиваешь февральский воздух вместе с теплым дымом садиковской кухни, ты катаешь вместе с папой туловище снеговика из мартовского липкого снега, ты прячешься за дверью своей комнаты, наблюдая за пылью в луче июньского солнца и настороженно прислушиваясь к шуму семейной ссоры, ты спрашиваешь маму, запихивающую тебя в такси: “Куда мы едем?”, ты скачиваешь свое первое приложение из апстора и подписываешься на мамин инстаграм —

Желтая Луна безразлично висит в черном небе.

Ты поднимаешься по лестнице в странное здание, открываешь неприметную дверь, стучишься в кабинет, слышишь “Да-да” и отмечаешь эту характерную интонацию, которая потом будет проскальзывать в дежурных “Двадцать минут до старта”, “Как слышите, Орел?”, в отечески-заботливых “Не торопись, возьми чуть левее”, “Что там у нас с пульсом?” и отчаянных “Заходи! Заходи обратно в модуль, это приказ!!!”, ты смотришь на блестящую лысину и говоришь “Здравствуйте” —

Желтая Луна безразлично висит в черном небе.

Ты заученными движениями скользишь по приборной доске, ты включаешь маршевые двигатели и вжимаешься в спинку своего кресла. Ты смотришь на приблизившуюся Луну, которая вовсе не желтая, а серая, она огромная, она занимает собой весь обзор, она вытесняет из твоей памяти твою маму, твоего отца, твои первые шаги и твою первую квартиру. Ты выпрыгиваешь из посадочного модуля, как Нил Армстронг, ты стоишь на чужой твердой поверхности — не той, по которой ездили поезда из пункта А в пункт Б в школьных задачках по математике и на которую тебя учили проецировать сложные многогранники в институте, и не той, которая шаталась под тобой, когда ты ранним утром возвращался домой по мокрому асфальту, пытаясь сохранить в ноздрях смесь запаха постельного белья, пота и ее тинейджерских духов — ты стоишь на сером холодном грунте, одинаково безразличном к тебе и к Армстронгу, к 2030-м и к 1960-м, к цветастым платьям из шелка и черным скинни джеггинсам. Земля ползет маленькой мутной каплей по стеклу твоего сухого скафандра с запасом кислорода и нормальным атмосферным давлением. Стоит моргнуть — и ее не станет.

Костлявый и мясистый, с булькающим сердцем и урчащим желудком, с теплой кровью и часто моргающими глазами, ты стоишь на голой каменной шар-бабе, совершающей свой бесконечный размах в виду бесшумной горячей звезды. Ты перебираешь ногами, ты пытаешься удержать равновесие, ты прыгаешь так, как не получилось бы на Земле, ты размахиваешь руками, ты падаешь и снова идешь, ты кричишь что-то в свой передатчик —

Земля безразлично висит в темном небе.

Ты возвращаешься домой, тебя осыпают цветами, ты живешь в большой светлой квартире с высокими потолками, ты опираешься на палочку, чтобы сохранить равновесие, ты скручиваешься в сухой стручок в своей просторной кровати, ты бросаешь потухающий взгляд на Луну. Она занимает все пространство за твоим окном, вытеснив из поля зрения лепнину на фасаде, соседний дом, загруженный проспект и маленьких людей на нем. Она медленно вращается, все такая же серая и холодная, она подходит вплотную к твоему балкону и врезается в стекло, разрушая его на сотни разноцветных осколков, которые рассыпаются в вакууме и оставляют перед тобой черное небо и яркую бурлящую звезду.