Сегодня до меня дошло, чего я хочу. Хочу на один день попасть в ГДР. Запрыгнуть на Берлинскую стену, которую летом 2004-го ковырял ключиком от своего парадного. У нас же в подъезде поставили домофон, и пришлось привесить к связке ключей еще один – плоский с пупырышками, – говорят, кодовый. Я хочу зайти в пустую квартиру, откуда жильцы выехали на вечный отпуск в европы, хочу найти там свою новую подружку и вместе с ней протряхнуть на балконе одеяло. Позвенеть бутылками по железным перилам, оставить мокрые кругляшки, которые высохнут задолго до того, как здесь расположатся Ульрих с Кристианом, студенты, один – экономист с Запада, другой – медик с Востока.

Они вместе будут лежать в креслах и чокаться под трамвайный грохот Die Bahn. Вечером к ним присоединится золотоволосый паренек в клетчатой рубашке навыпуск, в клешах с рынка и вдобавок с неплохим произношением – гость из России, приехал на курсы Берлинского Гете-института, снимает тут комнату. Не исключено, что это тоже буду я, никогда прежде не ведавший заграницы и неожиданно легко освоившийся с автоматами в подземке и отсутствием ларьков на каждом углу.

Кристиан и Ульрих пригласят меня посидеть с ними, попросят рассказать что-нибудь о русских, о том, почему в Чечне война и почему про некрасивых девушек у нас говорят “крокодил”. Ульрих великолепно произносит слово “хуй”, почти без акцента, но ни шиша не парит в грамматике. Вообще, он ведет себя, как нормальный европеец, ко мне прохладен, говорит мимо, декламирует в стену, больше внимания уделяет предметам, с которыми я вожусь, – зажигалка, подставка для кружки, – как будто знает уже, что через пару недель от меня останутся только две мраморных фигурки на книжной полочке: сувенир. Кристиан, как настоящий осси, воспринимает меня целиком, смотрит проникновенно и трясет жестким “хвостиком”, перехваченным аптечной резинкой. Ну, про резинку я загнул. C произношением у него проблемы, а вот мои ляпы он ловит сразу: “…meinst du, “auf uns”?” – “Genau, auf uns! Also prost!”.

Перед отъездом, когда я уже зашнуровываю шнурки, Кристиан стоит надо мной, Ульрих тоже старается не отлучаться, но что-то заставляет его бегать по квартире – то на кухню газ выключить, то в тубзик, облегчиться, то в комнату, балкон закрыть; наконец, я выпрямляюсь, поднимаюсь с рюкзачком своим и сумкой, лямки вперехлест; прощаюсь, значит.  “…aber sicher! – говорит Ульрих, энергично моргает. Очки у него классные, щетина, нос. – Wir haben die e-mails”. Он никогда больше не будет расспрашивать меня про крокодилов и вряд ли вспомнит русские ругательства без острой необходимости. Поворачиваюсь к Кристиану. “Man sieht sich immer zweimal”, – говорит он, держа меня за руку, раньше, чем я успеваю сообразить что-нибудь трагическое для финала.

Пулей в аэропорт по S-Bahn’у. Даже не успел напоследок оглядеть квартиру, в которой я, возможно, пятнадцать лет назад распивал халявное пиво с незнакомой девушкой, кидался пробками и моченой туалетной бумагой с балкона, целясь в блестящие рельсы, ну совсем уж по-школьному. Уже в терминале Тегеля мне приходит на ум финальная фраза. “Уже виделись, – говорю я Кристиану, трясу кисть отчаянно, нахлобучиваю шляпу, подхватываю чемодан и салютую свободной рукой. – Адье!”.

И вот, представьте, между пролетами мне встречается девушка – моя ровесница, сразу видно. Темноволосая, в белой блузке, с номером хулиганской газеты под мышкой. В щелочку на нее смотрит Ульрих. “Warst du da?” – спрашиваю сразу, роняя чемодан и обрастая клешами с рубашкой. “Bitte?” – вежливо интересуется она. “Da oben, im Jahre 1990”, – продолжаю безнадежно, уже на несколько ступенек ниже. На всякий случай тычу пальцем вверх. Потом оборачиваюсь к ней. “Warst du das?” – смешивается, плывет карий круг. Складывается телескопический зрачок. Я уже прислонился к двери на улицу. “Wie heisst du?” – кричит мне она, перегнувшись через перила. “Frage Ulrich!” – кричу в ответ, присев на корточки, чтобы еще раз увидеть ее лицо.